Элемент жизни

…78,09 процента атмосферы Земли состоит из азота. Эти сведения я, как и все школьники, получил из курса географии за 5 класс. В школьном курсе химии я узнал, что азот не поддерживает дыхания и горения, отсюда и его греческого происхождения название, в котором соединились отрицательная приставка «a» и слово «zoe» – жизнь. И что химически этот элемент весьма инертен, однако реагирует с комплексными соединениями переходных металлов, за счет чего ослабляются металлические и увеличиваются неметаллические свойства. И что азот относится к главной группе, а не к побочной, как многие другие элементы. И что свободный азот состоит из двухатомных молекул (N₂). И что он – один из основных биогенных элементов, входящий в состав белков и нуклеиновых кислот…

Слушая и читая все это, я не знал, что вскоре познакомлюсь с другим АЗотом – человеком, который заполнит основной объем моей внутренней, духовной атмосферы. Содержание в ней АЗота определило практически все мои последующие поступки, стало движителем на всю последующую жизнь.

начало

К восьмому классу я был уверен, что знаю о жизни практически все. Как быть отличником, но в глазах педагогического коллектива – отъявленным хулиганом. Как быть душой компании и «рубахой-парнем», но при этом первым вступить в комсомол. Как выбирать вино и сигареты, чтобы «дешево и сердито», и как завоевать полное доверие понравившейся девушки. В общем – как жить.

Ветер перемен, юношеский максимализм и стремление переделать мир силами восьмиклассников специализированной английской школы привели к тому, что в 1985 году был создан ансамбль политической песни «Ровесник». В следующем году движение в этом направлении неизбежно привело к творческим мастерским в «Варшавянке». По понятным причинам «Смена» произвела огромное впечатление. Для мечущегося юноши, «проходящего процесс социализации в условиях смены парадигм», мужики стали мерилом отношения к жизни и всему, что ее наполняет.

Каждый выделялся по-своему. Андрей – абсолютной естественностью и «экологичностью». Наверное, именно это и притягивало к нему, как магнит. Я даже удивился, что раньше никогда не встречал таких взрослых людей, которые так же, как я, воспринимали окружающую действительность, ориентировались на свое ощущение справедливости, примеряли все, что происходит вокруг, на себя и пропускали через себя. Он не стремился к солидности, не обращал внимания на недостатки, с ним «на равных» можно было поболтать в курилке на любую тему, запросто посоветоваться по любому вопросу, не думая, как это может быть воспринято.

Именно Андрей предложил «Ровеснику» попробовать себя в жанре «социальной песни» и тем самым незаметно подтолкнул меня к более критическому восприятию того, что происходило вокруг старшеклассников советского периода. Понятно, что никакой глубины в родившихся «социальных текстах» не было, однако Андрей написал для всей программы музыку.

Может, это было сделано в воспитательных целях, может, по каким-нибудь другим соображениям. Здесь важен был не столько песенный результат, сколько то, что это было совместное творчество. Причем совместное творчество с человеком, которому ты безраздельно доверяешь. Для меня это было гораздо важнее…

Мужская работа

            Бурная жизнь в «Варшавянке» и растущий интерес к общению с Андреем привлекали все больше и больше. Когда после школы выбирал: пойти погулять на улицу или заглянуть в клуб – какие-то сомнения возникали все реже. Поэтому летом 1987 года вопрос о проведении каникул решился сам собой. Сначала вместе со всеми я поехал в трудовой лагерь в Красноуфимский район.

            Жизнь была насыщена до предела, даже что-то постоянно звенело внутри. Так звенит воздух во время жары, так утоляют жажду… Особенно впечатляло то, что вокруг тебя люди, которые становятся частью твоей жизни. И остро хотелось, чтобы эта часть увеличивалась.

Мне особенно повезло в том, что я попал в бригаду «крапивных косарей», куда входили Андрей Зотеев, Женя Лохтин, Игорь Ходырев. Андрей ненавязчиво спросил, умею ли я косить. И я, хотя до этого держал в руках косу всего раза два, сразу заявил, что буквально каждое лето, чуть ли не с первого класса, косил траву в деревне у своей бабушки, поэтому имею в этой сфере колоссальный опыт. Так я был зачислен в бригаду мужиков, которые занимались настоящей мужской работой.

Настоящая мужская работа проявлялась не только в крестьянском труде. Бригада размещалась в комнате на первом этаже и по совместительству выполняла охранные функции, то есть в ночное время оберегала наших девушек от несанкционированных набегов недисциплинированной части аборигенов. Патриархальная «экологичность» такой жизни, когда через работу и быт передается опыт артельной сплоченности и мужской дружбы, сочеталась с коллективным творчеством и ночными разговорами о высоких материях и повседневности.

Такие моменты западают в душу и становятся «эмоциональными маяками». Эти ощущения хочется повторить или хотя бы воспроизвести что-то похожее. Песни, написанные в такие моменты, напоминают эти ощущения, и поэтому, несмотря на их простоту, навевают яркие воспоминания. Одна из таких песен была написана буквально за час: у Андрея родилась музыка, а мы с Вадиком Хавиным вплели в нее слова. Вечером мы спели ее с балкона общаги для всего отряда. Это было первое мое выступление вместе со «Сменой», поэтому надо ли говорить, что я тогда чувствовал…

По городам и весям

На этом лето 1987 года не закончилось. На борту агитпоезда ЦК ВЛКСМ «Молодогвардеец» с 19 по 29 июля закамуфлированный под «Смену» (из мужиков смогли поехать только Андрей Зотеев и Женя Лохтин) ансамбль «Ровесник» в рамках фестиваля советско-индийской дружбы проехал всю страну с севера на юг от Ленинграда через Рязань, Липецк, Курск, Харьков, Донецк, Жданов и Ростов-на-Дону до Краснодара. Недостаток опыта с лихвой компенсировался желанием проявить себя, официоз и «потемкинские деревни» для иностранных гостей сочетались с радушным приемом простых людей и аншлаговыми «вокзальными концертами».

Во время поездки мы постоянно обсуждали гнетущую несправедливость показухи. У Андрея просто «чесались руки» написать что-нибудь по этому поводу. Он дал мне «творческое задание» высказать наши мысли в стихотворной форме…

Удельный вес АЗота в этой биохимической реакции постоянно возрастал. По-другому быть просто не могло. Лето, проведенное вместе с Андрюхой (постепенно я, сам того не замечая, стал называть его как сверстника), позволило (или это он позволил) увидеть в щелочку его внутренний мир. Конечно, я не мог тогда понять всю глубину и противоречивость Андрюхиной натуры. В нем лишь смутно угадывалось ощущение непонятной мне тревоги, которая могла в один момент изменить его настроение.

Я чувствовал в этом какую-то несправедливость, считая, что Андрюха должен быть всегда веселым, что у него все должно получаться и что такой человек не может падать духом. Я хотел ему чем-то помочь, но не знал, как это сделать. Я боялся мысли о том, что может ли вообще юнец как-то помочь проблемам взрослого человека. Я ничего не мог ему предложить, кроме своей дружбы…

мечты осуществляются

Когда «Смена» готовила новую программу «Разогнуться», у Андрюхи появилась идея-фикс изменить традиционный политпесенный формат. Хотя понятие «традиционный» вообще для Андрея не подходило. Все, что становилось таковым, переставало вызывать у него какой-либо интерес. Короче, Андрей предложил использовать в аранжировках новые для «Смены» рок-н-рольные инструменты: больше электричества, барабаны, саксофон. И как-то вечером в свойственной ему непринужденной манере спросил меня в курилке: «Хочешь в «Смену»?.. Я остолбенел. «Научишься играть на дудке – возьмем».

Еще минутой ранее я не мог об этом и мечтать, а теперь... Неважно, что я забросил музыкальное образование еще в третьем классе, сломав подставку под струны и оставив скрипку в троллейбусе. Неважно, что до тех пор я видел саксофон только издалека. Мне надо было научиться играть на нем – научиться быстро…

Отодвинув на второй план учебники за 10 класс и все остальные привычные занятия, я «насел» на Костю Шарипова - единственного в «Варшавянке», кто умел играть на саксофоне. Он показал мне хроматическую гамму и две-три песенки (огромное ему спасибо). Как долго я потом цеплялся к нему и просил выслушивать гаммы с «петухами», точно не помню. Наверное, я измотал невыносимыми звуками всю «Варшавянку», всех работников ДК и вообще всех, кто случайно оказывался рядом.

Через некоторое время я подошел к Андрюхе и заявил, что мне нужна аранжировка для какой-нибудь песни из новой программы, причем нотная запись меня не устраивала. Не знаю, что он думал о моих музыкальных уроках и перспективах, но сыграл мне проигрыш из «Давайте поиграем в демократию». Я прилип к дудке и мучил ее еще несколько дней. Примерно через неделю состоялся «вступительный экзамен». Не помню, как я играл (вряд ли это было что-то приличное), но своей игрой развеселил всех, кто там был. А Андрюха выпалил: «Во дает, сынище!..» Для меня это означало - «зачет».

Так благодаря АЗоту я понял, что человек способен научиться чему угодно, если сильно этого захочет. Ощутил, как сбывается мечта, и понял, как чувствует себя счастливый человек. И теперь, оглядываясь назад, я по-другому понимаю строчку из «Общаги»: «…уже не осталось мечты…». Понимаю, что главное - не останавливаться, и всегда выбирать новую мечту…

последние Гастроли

С 1988 года мой мир был заполнен полноценным воздухом с соответствующим содержанием АЗота. Многочисленные поездки, фестивали, новые впечатления и песни. Куда именно едем, значения не имело. По Артинскому району, где мы с песнями на оранжевом «Урале» бороздили тающую снежную целину, жевали пряники и запивали их соленой минеральной водой. На политпесенные фестивали в Новосибирске, Киеве, Тольятти, Берлине, где мы встречали своих друзей и взахлеб делились ощущениями жизни, новыми песнями, концептуальными идеями и программами.

Главное, что мы все время проводили вместе. «Смена» стала мне практически второй семьей, а Андрюха – старшим братом. График поездок был настолько плотным, что даже в то время, когда у меня родилась Алиска, мы были в Киеве на фестивале немецкой молодежи «SUSI».

Сильно запомнилась поездка в Ивдельский район летом 1989 года. Мы открыли для себя край вахтовиков, спецпоселенцев и лагерных зэков. Один из концертов проходил на зоне особого режима, где земля была зашита досками, пространство поотрядно разграничено высокими клетками, небо закрыто вышками, одежда была полосатой, пахло баландой, чифирем и отсутствием мечты. После концерта мы поехали на ночлег. Мы поселились в одном номере с Вадиком Хавиным, а в застенках, то есть за стенкой, расположились два Андрея. Уснуть не могли. Наши разговоры с Вадиком постепенно обрели стихотворную форму, и мы сразу постучали своим «сокамерникам». Спать они тоже не ложились – переваривали увиденное, а когда мы принесли текст, буквально через час это была уже песня.

Недоделанные годы

Андрей всегда хотел сделать очень много, иногда идеи захлестывали его, и он не мог с ними справиться. Теперь я понимаю, как тяжело жить с этим постоянным бременем, которым не всегда можешь разродиться. В одной только песне душа его не помещалась, он строил огромное множество проектов и прожектов. Некоторые из них перерождались в «сменовские» программы, некоторые – оседали в его рабочих записях. Бесконечный процесс брожения выуживал из его сознания и тетрадок написанные песни, старые идеи обретали форму, складывалась мозаика…

С любым проектом он обращался, как с маленьким ребенком – искал для него варианты, которые смогли бы поставить его на ноги, реализовать. И если не находил этих вариантов или убеждался: не «то» – на глазах сникал и серел. Нереализованность приносила ему боль, разрушала мечты и впускала немощь…

И совсем другим был Андрюха, если идея воплощалась в результат, который, как эликсир, давал ему новые силы. Одухотворенность и новые идеи возрождали его, как птицу-феникс.

Едва ли не самым трудным для Андрея стало безвременье. Земля ушла из-под ног, все, что было привычным и надежным, стало растворяться в других правилах и ценностях. Ему не подходило такое время, когда творчество уже не могло быть единственным занятием, а творческий результат оказывался невостребованным. Каждая новая попытка найти себя в изменившихся условиях возвращалась бумерангом в прошлое и угнетала в настоящем. Эти строчки, написанные Азотом в апреле 1990-го, должны были стать припевом для его песни:

Когда сгорит последняя рубаха

В пожаре показного плюрализма,

Я сдохну, как голодная собака,

Под знаменем марксизма-ленинизма…

            Пять пореформенных лет практически все мы находились в свободном полете: один выруливал по прямой, другой карабкался наверх, третий планировал вниз. Пересекались обычно для того, чтобы окунуться в прошлые времена, поболтать и выпить пивка.

Для меня эти годы были какими-то недоделанными. Из жизни было вырезано то, что грело, наполняло, определяло. Хорошей отдушиной стали новые песни, новые репетиции и новые планы. В 1995-м, когда Андрей работал с Вадиком Колеговым, критическая творческая масса достигла нужной точки. Мы - Вадик Хавин, Андрей Лысцов и я - стали регулярно собираться у Колегова и АЗота на работе. Играли добрые песенки, бурно обсуждали перспективы, смеялись над собой и обстоятельствами. Словом – занимались привычным для всех коллективным творчеством.

К сожалению, кроме общения эти встречи результата не имели. Не было ни одного концерта, ни одна песня не была записана. Однажды Андрей просто перестал звонить, чтобы назначить очередную репетицию…

Минуты счастья

И все-таки результат был! Ведь параллельно с нашими репетициями Андрей зажегся новым проектом – альбома, который получил символичное название «Противоход». У хороших знакомых Вадика Колегова была студия «VIZA» в Новоуральске. Он познакомил Андрея с ними, и началась работа. После каждой поездки на студию  Андрюха делился своими впечатлениями, показывал наработанные материалы, жадно прислушивался к мнениям. Он хотел знать, как воспринимаются записанные профессиональными музыкантами песни, остаются ли они такими же «своими»…

С того же года мы стали ежегодно собираться для того, чтобы поздравить концертом ветеранов. Андрей, как всегда, пропускал каждую песню через себя – так появились его новые аранжировки песен военных лет. К переживаниям тех лет в них добавились и ощущения нашего поколения. Каждый концерт, будь то выступление в Литературном квартале, в большом зале ДК УЗТМ или пионерлагере «Ягодный», оставлял в душе тепло. А самое главное – чувствовалось, что эти песни нужны не только фронтовикам и ветеранам тыла, но и нам, и нашим детям.

Восьмого мая 1995-го, спустя полвека после Победы, была настоящая весна. После выступления в Литературном квартале (это было первое выступление после безвременья) мы не хотели расходиться. Прошли по набережной Исети, посидели на Плотинке… Бежали минуты, а нам было хорошо. Андрюха, как и все мы, хотел продлить эти ощущения и пригласил нас к себе.

Дома, пока мы на балконе неспешно покуривали и попивали пивко, он приготовил на гриле какую-то фантастическую рыбу и обалденный кусок мяса, сопровождая процесс бурными комментариями, заданиями и интересными рассказами. Мы хохотали, до ночи пели песни и дышали весной. Мне даже кажется, что именно из таких минут складывается счастье…

Врезались в память и другие счастливые минуты. Это обыкновенные мужские увлечения, которые понимают только мужики. Смотреть ночами футбол и обсуждать победы и неудачи любимой команды, выкорчевывать деревья, чтобы расширить свою территорию в саду, пилить дрова, топить баню, нырять в снег, рассуждать о политических событиях, женских достоинствах и недостатках, пить пиво...

К сожалению, в жизни бывает не так много таких минут. Они тянут к себе снова и снова. Их хочется воспроизвести, а когда новых эмоций не хватает, начинает засасывать прошлое. В таких условиях может произойти подмена реального иллюзорным, чистого ощущения суррогатным… Справиться с этим становится все труднее и труднее. АЗот в этих условиях становится инертным, ослабляются его металлические свойства…

попытка итога

К 2001 г. накопилось достаточное количество песенного материала, который мог передать еще одну грань внутреннего мира АЗота. В число этих песен вошли и некоторые старые, до этого по разным причинам не вмещавшиеся ни в одну из программ. Общий эмоциональный фон отражал мироощущение человека, который уже отметил свой сороковой день рождения (хотя отмечать сорокалетие у мужчин вроде бы не принято). Этому человеку довелось жить в разные эпохи, он вместе с обществом переживал психологические мутации  и трансформации, он сохранил в себе устаревшие парадигмы, он пытался приспособиться к новым условиям, он подводил итог своим переживаниям…

Как всегда, мы с радостью откликнулись на Андрюхин призыв. Стали регулярно собираться у Жени Лохтина в 144-й школе. Руки чесались, прочно засевшее с политпесенных времен ощущение радости совместного творчества будоражило и тянуло на репетиции. Думаю, что для Андрея это была хорошая отдушина. Наверное, песни позволяли прорвать душевный нарыв и залечить раны.

В конце июля Женя Лохтин уехал в отпуск, и мы прервали репетиции. Мне казалось, что только на один месяц…

            Прошло полтора года... Понимаешь: ушедшего не вернуть. Но память, поиски возможности предотвратить непоправимое и острое желание собраться снова бередят подживающую рану. Иногда становится трудно дышать, потому что в воздухе не хватает АЗота…

Евгений Тулисов.